Лев толстой после бала читать онлайн
Позвонить по скайпу. Но сколько я ни думал, я не мог понять того, что знает полковник, и заснул только к вечеру, и то после того, как пошел к приятелю и напился с ним совсем пьян. Не знаю, хорошо ли это, или дурно, но не было у нас в то время в нашем университете никаких кружков, никаких теорий, а были мы просто молоды и жили, как свойственно молодости: учились и веселились.
Я не спрашивал ни ее, ни себя даже о том, любит ли она меня. Мне достаточно было того, что я любил ее. И я боялся только одного, чтобы что-нибудь не испортило моего счастья. Когда я приехал домой, разделся и подумал о сне, я увидал, что это совершенно невозможно.
У меня в руке было перышко от ее веера и целая ее перчатка, которую она дала мне, уезжая, когда садилась в карету и я подсаживал ее мать и потом ее.
Я смотрел на эти вещи и, не закрывая глаз, видел ее перед собой то в ту минуту, когда она, выбирая из двух кавалеров, угадывает мое качество, и слышу ее милый голос, когда она говорит: « Гордость? Но больше всего я вижу ее в паре с отцом, когда она плавно двигается около него и с гордостью и радостью и за себя и за него взглядывает на любующихся зрителей.
И я невольно соединяю его и ее в одном нежном, умиленном чувстве. Жили мы тогда одни с покойным братом. Брат и вообще не любил света и не ездил на балы, теперь же готовился к кандидатскому экзамену и вел самую правильную жизнь. Он спал. Я посмотрел на его уткнутую в подушку и закрытую до половины фланелевым одеялом голову, и мне стало любовно жалко его, жалко за то, что он не знал и не разделял того счастья, которое я испытывал. Крепостной наш лакей Петруша встретил меня со свечой и хотел помочь мне раздеваться, но я отпустил его.
Вид его заспанного лица с спутанными волосами показался мне умилительно трогательным. Стараясь не шуметь, я на цыпочках прошел в свою комнату и сел на постель. Нет, я был слишком счастлив, я не мог спать. Притом мне жарко было в натопленных комнатах, и я, не снимая мундира, потихоньку вышел в переднюю, надел шинель, отворил наружную дверь и вышел на улицу.
С бала я уехал в пятом часу, пока доехал домой, посидел дома, прошло еще часа два, так что, когда я вышел, уже было светло. Была самая масленичная погода, был туман, насыщенный водою снег таял на дорогах, и со всех крыш капало.
Жили Б. Я прошел наш пустынный переулок и вышел на большую улицу, где стали встречаться и пешеходы и ломовые с дровами на санях, достававших полозьями до мостовой. И лошади, равномерно покачивающие под глянцевитыми дугами мокрыми головами, и покрытые рогожками извозчики, шлепавшие в огромных сапогах подле возов, и дома улицы, казавшиеся в тумане очень высокими, все было мне особенно мило и значительно.
Когда я вышел на поле, где был их дом, я увидал в конце его, по направлению гулянья, что-то большое, черное и услыхал доносившиеся оттуда звуки флейты и барабана.
В душе у меня все время пело и изредка слышался мотив мазурки.
Но это была какая-то другая, жесткая, нехорошая музыка. Пройдя шагов сто, я из-за тумана стал различать много черных людей. Очевидно, солдаты. Солдаты в черных мундирах стояли двумя рядами друг против друга, держа ружья к ноге, и не двигались.
Позади их стояли барабанщик и флейтщик и не переставая повторяли всё ту же неприятную, визгливую мелодию. Я стал смотреть туда же и увидал посреди рядов что-то страшное, приближающееся ко мне.
Приближающееся ко мне был оголенный по пояс человек, привязанный к ружьям двух солдат, которые вели его. Рядом с ним шел высокий военный в шинели и фуражке, фигура которого показалась мне знакомой. Дергаясь всем телом, шлепая ногами по талому снегу, наказываемый, под сыпавшимися с обеих сторон на него ударами, подвигался ко мне, то опрокидываясь назад — и тогда унтер-офицеры, ведшие его за ружья, толкали его вперед, то падая наперед — и тогда унтер-офицеры, удерживая его от падения, тянули его назад.
И не отставая от него, шел твердой, подрагивающей походкой высокий военный. Это был ее отец, с своим румяным лицом и белыми усами и бакенбардами. При каждом ударе наказываемый, как бы удивляясь, поворачивал сморщенное от страдания лицо в ту сторону, с которой падал удар, и, оскаливая белые зубы, повторял какие-то одни и те же слова. Только когда он был совсем близко, я расслышал эти слова.
Он не говорил, а всхлипывал: «Братцы, помилосердуйте. Братцы, помилосердуйте». Но братцы не милосердовали, и, когда шествие совсем поравнялось со мною, я видел, как стоявший против меня солдат решительно выступил шаг вперед и, со свистом взмахнув палкой, сильно шлепнул ею по спине татарина.
Татарин дернулся вперед, но унтер-офицеры удержали его, и такой же удар упал на него с другой стороны, и опять с этой, и опять с той. Полковник шел подле и, поглядывая то себе под ноги, то на наказываемого, втягивал в себя воздух, раздувая щеки, и медленно выпускал его через оттопыренную губу. Когда шествие миновало то место, где я стоял, я мельком увидал между рядов спину наказываемого. Это было что-то такое пестрое, мокрое, красное, неестественное, что я не поверил, чтобы это было тело человека.
Шествие стало удаляться, все так же падали с двух сторон удары на спотыкающегося, корчившегося человека, и все так же били барабаны и свистела флейта, и все так же твердым шагом двигалась высокая, статная фигура полковника рядом с наказываемым. Вдруг полковник остановился и быстро приблизился к одному из солдат.
И я видел, как он своей сильной рукой в замшевой перчатке бил по лицу испуганного малорослого, слабосильного солдата за то, что он недостаточно сильно опустил свою палку на красную спину татарина.
Евгений Онегин Пушкин Александр. Милый друг Ги Де Мопассан. Пенсне Осоргин Михаил. К сожалению, чтобы в экстремальных условиях военных действий можно было управлять рядовыми, дисциплина насаждалась палочными методами.
Жаль, что порой доходило до зверства, но в основной своей массе офицерство понимало, что перегибать палку не стоило, чтобы соблюдать баланс в управляемости рядовым составом. А ведь его возлюбленная воспитывалась в отцовской любви и вряд ли в будущем жестко вела себя бы уже в своей семье.
Озвучание превосходное.
Ответить Свернуть. Так поэтично-романтично в начале и так печально в конце. Он ведь с ума сойдёт если начнет считать их людьми-и зная какая у них жизнь.
И главное — он словно гипнотизировал матросов своею загадочною молчаливостью и суровою нелюдимостью. Только одной Дианке и показывал расположение.
Мартышку, как все звали на клипере капитанского вестового, ни разу не ударил. А Мартышка боялся капитана несравненно больше, чем прежнего своего драчуна капитана.
Мартышка испуганно на баке рассказывал: — И лба не перекрестит. И ничего не боится. И глаза страшные, такие пронзительные и горят.
И все читает книжки. И ни разу к обеду офицеров, по положению капитанскому, не звал. И в кают-компанию его никогда не звали. Одним словом, вовсе будто с дьяволом знается! Он не наказывает линьками… Только два раза беспощадно наказал за воровство, считая это необходимым, но отвратительным средством. Он не бьет, не беспокоит бессмысленной муштрой, не морит работами, бережет людей… Он все делает, что требуют долг и совесть.
Правда, он не ищет у матросов расположения, не подделывается к ним, не говорит им шутливо-ласковых слов. Он знает, как это просто и легко… Но ему стыдно заигрывать с людьми, жизнь которых так жалка, бесправна и опасна, и какая пропасть служебного неравенства с ним… Иди будь капитаном, как он, или выходи в отставку, а начальников, которые порют и шутят, обкрадывают и зовут молодцами, дрессируют, чтобы отличиться, и бьют, и калечат с легким сердцем, и говорят, что любят матросика, — таких еще часто называют добрыми… Но он не может быть таким «добрым».
Он вызывает только страх!. Lyuba Belova. Дедовщина присутствует во всех армиях, в разных её проявлениях, за исключением Швейцарии. Не знаю, как в других странах, но в Советской армии, это уродливое явление было очевидцем, свидетелем являюсь почерпнуто из мест заключения, почти те же порядки… оные помогали сержантам-офицерам держать в узде, в повиновении рядовой состав.
Слабонервные стрелялись, убегали из части, иные-получив оружие -распоряжались оным для самозащиты и мести. Очень человечный рассказ… спасибо и за душевное прочтение. Малика Айбазова. Конец в этом рассказе нормальный.
Печально в нём всё остальное. Мне понравилось как Хвост Илья рассказывал.
Интересно и самое главное не скучно, как у некоторых авторов бывает. В избранное Пожаловаться. Новинки Свинячья победа Токарева Виктория. Зелёный лик Майринк Густав.
Телеграмма Паустовский Константин. Заблудшие Чехов Антон. Поющий тростник Галахова Галина. Интересное за неделю Бабкина баня Скоркина Юлия. Затопленные Чёрный Роман. Колыбельная для Настеньки Шанин Игорь. Эльфы планеты Эревон Купер Эдмунд. Убийца миров Эллисон Харлан. Испытание Фостера Адамса Саймак Клиффорд. Аннотация Читать онлайн Отзывы Обложки.
В этот сборник вошли «военные» произведения, написанные Толстым в разные годы, — потрясающий по силе, бессмертный цикл «Севастопольские рассказы», воспевающий мужество русского народа во время Крымской войны, драматичные, увлекательные повести времен «покорения Кавказа» «Хаджи-Мурат» и «Кавказский пленник» и социально-психологические рассказы «Два гусара» и «После бала», в которых автор создает убедительные, глубокие и зачастую весьма неожиданные образы российских офицеров.
Cкачать книгу бесплатно : Cкачать fb2. Читать онлайн:. К молодым людям, живущим нерабочею жизнью. Полное собрание сочинений. Том
- Между Миром И Мной Читать
- Л Н Толстой Писал В Безнравственном Обществе Все Изобретения
- Можно Ли После Вакцинации Заниматься Спортом
- Подсчитайте Сколько Лет Существует Английский Парламент
- Что Происходит С Человеком После Психотерапии
- Как Пишется Слово Послезавтра
- Телевизоры В Баку
- Балаяж На Светло Русые Волосы
- Сколько Получают Балерины В Большом Театре