За что аристотель критиковал платона
Однако в своей критике Платона Аристотель не становится на сторону киников , утверждающих, что общие начала суть лишь наши субъективные понятия, — слова, которым в действительности ничто не соответствует; он признает, что общие начала, общие формы существуют, но не отдельно от вещей, а в самих вещах, в самой конкретной действительности. Но важно напомнить, что причины, побудившие Аристотеля выступить против теории идей, не были следствием его изысканий в области физики и биологии. Философия р. Аквинат ловко примирил философию Аристотеля с Библией.
Что касается первого, то Аристотель показывает, что платоновские идеи мыслятся исходя из свойств конкретных чувственных реальностей "великость" большого предмета, "справедливость" справедливого поступка. Но именно поэтому трудно помыслить, чтобы идеи были онтологически отделены от конкретных вещей, берущих от них свое наименование. Так вот, платоновская гипотеза, согласно которой существует отношение "подобия" или "причастности", объясняющее наличие связи между идеей и чувственными вещами, по мнению Аристотеля, никак не позволяет решить вопрос, каким образом идея связана с чувственными вещами, получившими от нее свое наименование.
Здесь начинается уже эпистемологическая критика теории идей. Эта критика не всегда систематична, но суть ее в том, что к теории идей применяется дилемма: либо идеи - объекты знания, и тогда они не субстанциальные реальности; либо они - субстанции вещей, и тогда они не могут быть объектами знания. При помощи гипотезы об идеях Платон попытался соединить требование постижимости, удовлетворяемое посредством общих определений, и необходимость онтологического характера, понуждающую его определять всякую реальность как субстанциальную.
Цель Аристотелевой критики - показать, что платоновское понятие идеи неспособно обеспечить соединение этих двух требований. Критику общего плана Аристотель дополняет детальным опровержением аргументов, с помощью которых Платон обосновывает реальность идей. Особой критике подвергаются три аргумента в пользу идей. Самый известный из них - аргумент "от единого и многого": если существует предикат, общий для множества единичных предметов, то предикат этот не тождествен ни одному из этих предметов, он должен быть предикатом, онтологически отличным от них и умопостигаемым, иначе говоря, идеей.
Второй аргумент состоит в следующем: научное определение предполагает реальное существование определяемого объекта; так как поистине реальны одни только идеи, определения могут относиться лишь к идеям. Третий аргумент таков: поскольку объекты знания не могут обладать непостоянной реальностью, как чувственные вещи, эти объекты могут быть только умопостигаемыми реальностями.
Критика трех аргументов Платона изложена в известном пассаже книги А Метафизики. Аристотель подчеркивает, что аргументы такого типа вовсе не доказывают того, что они должны доказать. Множественные вещи, в которых мы усматриваем нечто единое, которые становятся объектом научного определения, которые продолжают существовать в нашем представлении и после своего исчезновения, могут онтологически отличаться от субстанций: такими вещами вполне могут быть количества, качества, отношения.
Но тогда каким образом идея вещи, являющейся не субстанцией, а количеством, качеством или отношением, сама может быть субстанцией? Кроме того, если идеи соответствуют объектам определений, значит, они могут быть тесно связаны друг с другом, как вид и род; однако образуемое при этом сочетание например, "живого существа" и "разумного" несовместимо с тем типом единства, которого требует идея в данном примере идея человека.
Аристотель подчеркивает также, что Платоновы аргументы всего лишь показывают отличие объекта-предиката, идеи, от единичных чувственных вещей, но отнюдь не позволяют заключить, что этот объект-предикат должен обладать обособленным и независимым существованием, если только не отрицать какой бы то ни было общности между идеями и чувственными вещами.
Если же здесь не один и тот же вид бытия, то у них было бы только общее имя, и это было бы похоже на то, как если бы кто называл человеком и Каллия, и кусок дерева, не усмотрев никакой общности между ними" А, 9, а [3].
Наконец, если относительно всякого множества конкретных единичных сущих может утверждаться в качестве предиката некая умопостигаемая реальность, тогда придется допустить, что существуют отрицательные идеи, утверждаемые в качестве предикатов относительно множества, не имеющего некоторого признака [4] гипотеза абсурдная, так как она порождала бы бессчетное число идей, соответствующих всем множествам вещей, которые не суть X или У, - что не было предусмотрено Платоном.
Итак, Аристотель приходит к выводу, что идеи не решают физических и метафизических проблем, связанных с определением того, что реально и что познаваемо. Без воды — краткий вариант ответа, легко понять и запомнить.
Упростить Подробнее. Аристотель не понимал, как идеи могут формировать вещи, если они идеальны, а вещи материальны; С точки зрения Аристотеля, существующие вне вещей идеи Платона недостаточно доказаны. Если есть идеи всего, то есть идеи отрицания, идеи относительного, гибнущего, так что смерть, уничтожение, отношение также имеют свои идеи; Идеи Платона не объясняют ни бытия, ни генезиса, или происхождения вещей, идеи не обусловливают собою бытия вещей, потому что они им внутренне не присущи.
Без действия какой-либо живой силы единичные вещи, причастные идеям, не могли бы возникнуть; Парадоксы «третьего человека» - следующее, с чем был не согласен Аристотель. Следуя Платону, что кроме чувственного отдельного человека и идеи человека как его сущности должно существовать нечто общее между ними, то есть еще одна идея человека, которая будет отличной от первой; По убеждению Аристотеля, столь же мало платоновские идеи способствуют и познанию вещей.
Он предложил теорию синтеза материального и формального, он возвращает миру формы, как внутренне присущие вещам; По Платону вещи движутся и изменяются, а идеи — неизменны и недвижимы. Аристотель считал, что Платон обособил отдельное, единичное от общего и противопоставил их друг другу; Аристотелевская критика Платона сводится в основном к тому, что понятия не следует разделять от вещей: «единое во многом» не следует превращать в «единое отдельно от многого», как это делает Платон с идеями.
Дополнить вопрос Нашел ошибку? Поделиться своими ответами:. Обратная связь. Помощь AI. Плейлист для учёбы. Различия между Платоном и Аристотелем много обсуждались и прежде. Этот спор начался еще в Древней Греции, где Аристотель критиковал и поправлял Платона, наставника, у которого начал учиться в году до н. Аристотель пришел в Афины из своего дома на севере Греции, где получил некоторые наставления в биологии от отца, который был врачом у деда Александра Македонского.
К тому времени Академия существовала уже лет двадцать, с завершения «Государства» прошло почти десять лет. Хотя Аристотель оставался с Платоном еще два десятилетия, их непростые отношения отражены в рассказе Диогена Лаэртского, где упоминается о том, как Платон однажды пожаловался: «Аристотель меня брыкает, как сосунок-жеребенок свою мать». Аристотель и впрямь нашел у старого учителя много достойного критики.
В «Политике» он спорит с «Государством» Платона, в сочинении «О душе» отрицает взгляд Платона, что душа может существовать отдельно от тела, в «Физике» нападает на платоновские концепции времени и вечности. Самое знаменитое расхождение между Платоном и Аристотелем касается форм, абстрактных универсальных сущностей.
Все вещи, по Платону, суть подобия этих нематериальных эйдосов; красивый предмет, например, обретает красоту через уподобление, или «причастность», Идее Красоты. Природный мир, который мы воспринимаем чувствами, есть неполное и ущербное подобие вечного и совершенного мира идей, а люди, словно узники в пещере согласно знаменитой метафоре Платона , видят лишь тени настоящих вещей и по неведению ошибочно полагают, будто эти образы суть сами вещи.
Вскоре после смерти Платона Аристотель обрушился на его теорию в сочинении «О философии», а затем развил свою критику в «Метафизике». Он отрицал, что форма может существовать без материи, и не верил в объективное существование мира форм. Утверждать иное, по Аристотелю, значит «пустословить и говорить поэтическими иносказаниями». Полемизируя с идеализмом Платона, он выдвинул более научный, более эмпирический подход к знанию, направленный на частности, а не на универсалии.
И тем не менее у Платона, несмотря на его низкий философский статус, нашлись на Западе защитники. Одним из первых за него вступился Петрарка, отметивший, что и Цицерон, и святой Августин ставили Платона выше Аристотеля. Как написал Петрарка, «Платон восхваляем лучшими авторитетами, Аристотель — большинством».
В открытой диалогической форме или том, что о ней знал он видел прекрасный противовес тому, что считал жестким формализмом Аристотелевой логики. Никколо Никколи также стал апологетом Платона, которого признавал тоже полагаясь на свидетельства Цицерона и святого Августина лучшим философом из двух.
Поначалу Траверсари не хотел переводить жизнеописания языческих философов и взялся за этот труд, лишь вняв настоятельным уговорам Козимо. Впрочем, когда он приступил к работе, у него открылись глаза; к своему облегчению, Траверсари обнаружил, что «все наиболее выдающиеся философы в основном согласуются с христианской истиной».
Из жизнеописания Платона, составленного Диогеном, Траверсари извлек некоторые ключевые факты, которые указывали на параллели и согласие учения великого философа с христианством: целомудрие, благочестие, аскетический образ жизни.
Более того, согласно Диогену, Платон обладал аурой божественности: его мать Периктиона, которая вела род от морского божества Посейдона, родила его, будучи девственной. Диоген узнал об этом из похвального слова, которое произнес на тризне Платона его племянник Спевсипп. Тот рассказал, как отец Платона пытался овладеть прекрасной Периктионой, когда та была «в цвете юности», но безуспешно.
Тогда ему явился во сне Аполлон, «после чего он сохранял жену в чистоте, пока та не разрешилась младенцем». Диоген отметил счастливое предзнаменование — Платон явился на свет в седьмой день месяца фаргелиона, когда отмечают рождение Аполлона.
Леонардо Бруни тоже поначалу предпочитал Платона, найдя его философию созвучной христианству.
Первый свой перевод из Платона, диалог «Федон», завершенный около года, он озаглавил «De immortalitate animae» , поскольку там приводятся доводы, доказывающие бессмертие души. Для верности он посвятил перевод папе Иннокентию VII. Затем, в году, он посвятил свой перевод «Горгия» — в предисловии к которому радостно сообщил, что писания Платона «согласуются с нашей верой», — Иоанну XXIII, антипапе.
Впрочем, ассоциации со столь суетным прелатом едва ли могли пойти Платону на пользу. Однако заигрывания Бруни с платонизмом длились недолго. Человек, столько сделавший, чтобы познакомить западных читателей с Платоном, неожиданно сменил взгляды, перешел на сторону Аристотеля и сосредоточился на переводе его трудов. Бруни оскорбился, когда сделанный Траверсари перевод Диогена Лаэртского представил исключительно нелестный портрет Аристотеля: шепелявый, с худыми ногами и маленькими глазами, ставший любовником атарнейского тирана, евнуха и бывшего раба по имени Гермий.
Диоген утверждал, что Аристотеля привлекли к суду за бесчестие и тот, дабы избегнуть наказания, принял яд. Бруни благородно встал на защиту Аристотеля, составив новое жизнеописание, в котором опровергал или просто оставлял без внимания наветы Диогена.
Он полагал, что Аристотель лучше научит людей, как жить вместе в цивилизованном обществе, Платона же считал опасным мыслителем, чьи «мнения глубоко противны нашему обычаю и образу жизни». Бруни особенно смутило предложение, изложенное в книге пятой «Государства»: «Жены этих мужей должны быть общими, а отдельно пусть ни одна ни с кем не сожительствует. И дети тоже должны быть общими, и пусть отец не знает, какой ребенок его, а ребенок — кто его отец».
